В журнале «Нечто о вегетарианстве» за 1904 год приводится письмо от одного православного сельского священника-вегетарианца. Он сообщает редакции журнала о том, что именно побудило его к вегетарианству. Ответ священника приводится полностью.

«До 27-го года своей жизни я жил так, как жило и живет на свете большинство подобных мне людей. Я ел, пил спал, строго отстаивал перед другими интересы своей личности и своей семьи, даже в ущерб интересам других подобных мне людей. Изредка я развлекался чтением книг, но провести вечер за карточной игрой (глупое для меня теперь, а тогда казавшееся интересным развлечение) предпочитал чтению книги.

Пять с лишним лет тому назад случилось мне между прочим прочитать «Первую ступень» графа Льва Николаевича Толстого. Конечно, и раньше этой статьи мне приходилось читать хорошие книги, но они как-то не останавливали на себе моего внимания. По прочтении же «Первой ступени» мною так сильно овладела идея, проведенная в ней автором, что я сразу же оставил употреблять в пищу мяса, хотя до этого времени вегетарианство мне казалось пустой и вредной для здоровья забавой. Я был убежден, что не мог бы обойтись без мяса, как убеждены в этом люди, потребляющие его, или как убежден алкоголик и табакокур, что он не может обойтись без водки и табаку (тогда же оставил я курить).

Впрочем, надо быть справедливым и согласиться с тем, что искусственно прививаемые нам с детства привычки имеют над нами большую силу (почему и говорят, что привычка вторая натура), особенно когда человек не дает себе ни в чем разумного отчета, или пока не представится достаточно сильного импульса освободиться от них, что и случилось со мной 5 лет тому назад. Таким достаточным импульсом для меня была «Первая ступень» графа Льва Николаевича Толстого, которая не только освободила меня от ложно привитой мне с детства привычки есть мясо, но и заставила меня сознательно отнестись к другим вопросам жизни, которые раньше скользили мимо моего внимания. И если я хоть немного духовно вырос, по сравнению со своим 27-летним возрастом, то этим обязан автору «Первой ступени», за которую я приношу автору глубокую благодарность.

Пока я не был вегетарианцем, дни, в которые готовился в моем доме постный обед, были для меня днями мрачного настроения: привыкнув вообще питаться мясом, для меня бывало большой неприятностью отказываться от него хотя бы по постным дням. Из негодования на обычай по некоторым дням не употреблять в пищу мясо я предпочитал голод постной пище и потому к обеду не являлся. Следствием такого положения было то, что я, будучи голоден, легко раздражался, и даже случалось браниться с близкими мне людьми.

Но вот я прочитал «Первую ступень». С поразительной ясностью я представил себе то, чему подвергаются животные на бойнях, и при каких условиях мы добываем мясную пищу. Конечно, и раньше я знал, что для того, чтобы иметь мясо, надо зарезать животное, то это казалось для меня таким естественным, что об этом даже не думалось. Если я в течение 27 лет ел мясо, то не потому, что сознательно выбрал этот род пищи, а потому, что это делали все, что к этому приучили меня с детства, и я над этим не задумывался – до прочтения «Первой ступени».

Но мне хотелось еще быть на самой бойне, и я ее посетил – нашу провинциальную бойню и увидел собственными глазами то, что делают там с животными ради всех потребляющих мясо, чтобы доставить нас сытный обед, чтобы не раздражались мы на постный стол, как это делал я до тех пор – увидел и ужаснулся. Я ужаснулся, как я не мог подумать и видеть всего этого раньше, хотя это так возможно и так близко. Но такова, видно, сила привычки: с тем человек свыкся с малых лет, о том он и не задумывается, пока не произойдет достаточный толчок. И если бы я мог кого-либо побудить к прочтению «Первой ступени», я почувствовал бы внутреннее удовлетворение в сознании, что я принес хотя бы малую пользу. А большие дела нам не по плечу…

Мне приходилось встречать весьма много интеллигентных читателей и почитателей нашей гордости – графа Льва Николаевича Толстого, которые, однако, не знали о существовании «Первой ступени». К слову сказать, есть еще в «Этике обыденной жизни» «Независимого» глава «Этика пищи», чрезвычайно интересная по своему художественному изложению и искренности чувства. По прочтении «Первой ступени» и после того, как я побывал на бойне, я не только прекратил употребление я пищу мяса, но и в течение приблизительно около двух лет находился в каком-то экзальтированном состоянии. За эти слова Макс Нордау – большой охотник до вылавливания ненормальных, вырождающихся субъектов – отнес бы меня к числу последних.

Идея, проведенная автором «Первой ступени», как-то давила меня, чувство сострадания к животным, обреченным на убой, доходило до болезненности. Находясь в таком состоянии, я, по пословице «У кого что болит, тот о том и говорит» беседовал со многими по поводу неупотребления в пищу мяса. Я серьезно был озабочен исключением из своего обихода не только мясной пищи, но и всех тех предметов, для добывания которых совершается убийство животных (как то, напр., шапка, сапоги и пр.).

Я помню, что у меня волосы на голове дыбом подымались, когда один железнодорожный сторож рассказал мне, что он чувствует, когда режет животное. Однажды случилось мне на станции железной дороги долго ждать поезда. Время было зимнее, вечернее, станция далеко не из оживленных, прислуга станционная была свободна от дневной сутолоки, и у нас завязался с железнодорожными сторожами ничем не прерываемый разговор. Говорили о том, о чем, сошли, наконец, на вегетарианство. Я имел в виду не проповедовать вегетарианство железнодорожным сторожам, а интересовался узнать, как смотрит на мясоедение простой народ.

«Вот что я расскажу Вам, господа, – начал один из сторожей. – Когда я был еще мальчиком, я служил у одного хозяина – резчика, у которого была доморощенная корова, долго кормившая семью его и, наконец, состарившаяся у него; тогда они решили зарезать ее. В своей бойне он резал так: оглушит сначала ударом обуха в лоб, а затем уже режет. И вот подвели к нему его корову, он занес обух, чтобы ударить ее, а она пристально-пристально смотрит ему в глаза, узнала своего хозяина, да так и упала на колени, а слезы так и полились… Так что же Вы думаете? Нам всем даже страшно стало, у резчика и руки опустились, и так-таки и не зарезал корову, а кормил ее до самой смерти, даже занятие свое оставил».

Другой, продолжая речь первого, говорит:

«А я! С какой злостью режу свинью и не жалею ее, потому что она сопротивляется и кричит, а вот жалко, когда режешь теленка или барашка, он все смирно стоит, смотрит на тебя, как дитя, верит тебе, пока не зарежешь его».

И это рассказывают люди, даже не подозревающие о существовании целой литературы за и против мясоедения. И как ничтожны все те книжные доводы в пользу употребления мяса, якобы основанные на форме зубов, устройстве желудка и пр. перед этой мужицкой, некнижной правдой. И какое мне дело до устройства моего желудка, когда у меня болит сердце! Подошел поезд, и я расстался со своим временным обществом, но образ молодого теленка и барашка, который «как дитя, смотрит на тебя, верит тебе», долго еще преследовал меня…

Легко разводить в теории, что есть мясо естественно, легко говорить, что жалость к животным – это глупый предрассудок. Но возьми оратор и докажи на деле: режь теленка, который «как дитя, смотрит на тебя, верит тебе», а если не дрогнет твоя рука, то ты прав, а если дрогнет, то спрячься же со своими научными, книжными доводами в пользу мясоедения. Ведь если есть мясо естественно, то и резать животных тоже естественно, так как без этого мы не можем есть мяса. Если же резать животных естественно, то откуда же жалость убивать их – эта непрошенная, «противоестественная» гостья?

Мое экзальтированное состояние продолжалось года два; теперь оно прошло или, по крайней мере, значительно ослабело: волосы на голове у меня теперь более не подымаются при воспоминании рассказа железнодорожного сторожа. Но значение вегетарианства для меня не умалилось с освобождением от экзальтированного состояния, а стало основательнее и разумнее. Я собственным опытом убедился, к чему приводит, в конце концов, христианская этика: она приводит к пользе, как духовной, так и телесной.

Пропостив года два с лишним, я на третий год почувствовал физическое отвращение к мясу, и вернуться к нему было бы для меня невозможным. Кроме того, я убедился, что мясо для моего здоровья вредно; если бы мне сказали это в то время, когда я его ел, я бы этому не поверил. Бросив употребление в пищу мяса, не для цели поправления своего здоровья, а потому, что послушался голоса чистой этики, я одновременно поправил и свое здоровье, совершенно для себя неожиданно. При употреблении в пищу мяса я часто страдал мигренью; имея в виду рационально бороться с ней, я вел нечто вроде журнала, куда записывал дни ее появления и силу боли цифрами, по пятибалльной системе. Теперь же я мигренью не страдаю. Во время употребления мяса я был вял, после обеда чувствовал потребность полежать. Теперь же я до и после обеда одинаков, тяжести от обеда никакой не чувствую, привычку полежать тоже оставил.

До вегетарианства я сильно болел горлом, врачи определили неизлечимый катар. С переменой питания горло мое постепенно здоровело и теперь совершенно здорово. Словом, в моем здоровье произошла перемена, каковую я ощущаю прежде всего сам, а также видят и другие, кто знал меня до и после оставления мясной пищи. Я имею двух детей до вегетарианства и двух в вегетарианстве, и последние несравненно здоровее первых. От каких причин произошла вся эта перемена, пусть судят люди, более компетентные меня я этом деле, но так как я не пользовался у врачей, то вправе заключать, что всей этой переменой я обязан исключительно вегетарианству, и я считаю своим долгом выразить глубокую благодарность графу Льву Николаевичу Толстому за его «Первую ступень».